У понятия "ценность" в гуманитарных науках странная, во многом парадоксальная судьба. Оно не имеет своего четко определенного места. Мы уже подвергали подробному анализу разногласия в понимании надличных ценностей в философии, этике и макросоциологии (Леонтьев, 1996). Ситуация, сложившаяся в общей и социальной психологии применительно к рассмотрению индивидуальных ценностей, отнюдь не проще и не яснее. Психологи до сих пор не могут прийти к согласию относительно того, что такое ценность и нужно ли психологии вообще это понятие. Некоторыми выдающимися учеными были предложены оригинальные и весьма, на наш взгляд, продуктивные концепции ценностей (Frankl, 1969; Kluckhohn, 1951; Maslow, 1970), но и они не оказали сколько-нибудь заметного влияния на общую картину и не вошли в широкий научный обиход (возможно, из-за того, что все эти подходы в корне различны).

Общую причину этого положения мы усматриваем в том разрыве между личностью и социумом, который был присущ подавляющему большинству психологических исследований, начиная с момента зарождения психологии и вплоть до 60-70-х гг. нашего столетия. Этот разрыв проявлялся в двух различных, внешне даже противоположных формах: асоциальности западной психологии и пансоциальности советской психологии 30-70-х гг.

Соотношение личного и социального в современной психологии: от непримиримости к неразрывности. Асоциальность в понимании человека всеми без исключения основными направлениями в западной психологии личности (психоанализ и глубинная психология, бихевиоризм, гуманистическая психология) выражалась в том, что все социальное рассматривалось как внешнее по отношению к индивиду и чуждое ему.

Не отрицая очевидности и мощи влияния различных факторов социальной природы на развитие личности, исследователи рассматривали это влияние как давление, к которому человек с большим или меньшим успехом приспосабливается: подчиняется, адаптируется, борется, обходит и т.п. Характер этого влияния всегда манипулятивен: нарушение требований и запретов суперэго чревато чувствами страха, вины и стыда (по З.Фрейду); неумение должным образом реагировать на стимулы получает от общества отрицательное подкрепление (по Б.Скиннеру); искажения спонтанного развития организма нарушают его аутентичность и внутреннюю гармонию (по К.Роджерсу). Не вдаваясь в анализ социально-идеологических корней этой господствующей парадигмы, отметим ее очевидную связь с протестантской этикой опоры на себя и культа индивидуального успеха. Естественно, что надличные ценности оказывались "по ту сторону границы" и в индивидуальной психической жизни могли выполнять только функцию объекта отношения, а ценности, определявшиеся "от индивидуальной оценки" (К.Роджерс, Г.Олпорт), выступали как образования сугубо индивидуальноличностной природы, не имеющие никаких корней и соответствий в социальной реальности.

В советской психологии, напротив, господствовала пансоциальность, т.е. тенденция сведения формирования личности к ее "формованию" на основе социальных матриц. Ценности понимались как образования социальные раr excellence, при этом механизм регулирующего действия социальных ценностей и норм на деятельность индивидов полагался прямым. В пансоциальной парадигме даже вполне совершеннолетний индивид оказывается привязан прочной пуповиной к сформировавшему его социуму (что, впрочем, отражало реальность) и автоматически следует социальным нормам и установлениям. Эта парадигма и породила возникший на кафедре социальной психологии МГУ в 80-е гг. шутливый лозунг: "Да здравствует советская социальная психология - самая социальная психология в мире!". Лишь случаи девиации привлекали более пристальное внимание; нормальное же социально регулируемое поведение по умолчанию понималось почти в духе теории социального научения. Социальная регуляция поведения рассматривалась как внешняя по отношению к личности; внутриличностные структуры и механизмы трактовались как социальные регуляторы, "пересаженные внутрь" индивида, т.е. речь шла, по сути, о той же внешней манипуляции, но добровольно и некритически принимаемой. Таким образом, в асоциальной парадигме социальное предстает как внешнее/чуждое Я/объект борьбы, а в пансоциальной - как внешнее/неотделимое от Я/объект отождествления. И там и там налицо разграничение (отчуждение) индивидуального и социального, внутреннего и внешнего, а также психологии и наук об обществе. Междисциплинарность, без которой серьезное исследование проблемы ценностей невозможно, оказывается в таких подходах нереализуемой.

Отдельные концепции, в которых соотношение индивида и социума рассматривалось в более конструктивном ключе (К.Г.Юнг, Л.С.Выготский, Дж.Г.Мид), возникли еще в 20-30-е гг., но тогда они не оказали сколько-нибудь заметного влияния на "парадигму отчуждения" ни в ее асоциальном, ни в пансоциальном варианте. Изменения начали происходить, когда эта парадигма себя исчерпала, чему во многом способствовали развернувшиеся в послевоенный период многочисленные сравнительно-культурные исследования. Как отмечает один из виднейших представителей культурной антропологии Д.Ли, то, что может казаться внешнему наблюдателю социальными ограничениями, правильнее понимать как социальные структуры, оказывающие не столько ограничительное влияние на поведение членов данного социума, сколько, напротив, организующее - расширяющее, а не сужающее индивидуальную свободу (Lee, 1986). Преодоление асоциальной парадигмы на Западе нашло выражение в разработке таких новых подходов к регуляции поведения человека, как социальный конструктивизм (Бергер, Лукман, 1995), этогенический подход и социальная грамматика (Harre, 1979; Васильева, Леонтьев, 1994), социальная экология (Shotter, 1984), а также в огромном всплеске интереса к трудам Л.С.Выготского и в моде на сравнительно-культурные исследования. Преодоление пансоциальной парадигмы в советской психологии выразилось в развертывании с начала 70-х гг. работ по психологии личности и индивидуальности, в переходе к представлениям об опосредованном характере социальной регуляции индивидуального поведения, в разворачивании исследований внутриличностных механизмов, опосредующих эту регуляцию, в смещении акцентов с социальной реальностью на индивидуальную (по мере ослабления и, наконец, практически полного прекращения идеологического контроля).

Новая, более адекватная парадигма, для которой вполне подходящим представляется понятие "культурно-историческая психология" (Асмолов, 1996), предполагает, что человек не только изначально находится в социокультурном окружении, но и строит себя из него как из строительного материала. Культура и общество суть не просто внешние условия, но материал индивидуального развития, которое заключается в их присвоении, превращении в собственное достояние, в элементы внутренней организации личности. Излишне специально оговаривать, что это не механический, а сложно опосредованный процесс, складывающийся из разнообразных трансформаций. Только при такой трактовке понятие ценности может найти свое место в психологии и, более того, оказаться незаменимым для понимания ключевых механизмов социализации личности.

Природа и генезис личностных ценностей. Проанализировав множество различных пониманий и определений ценностей, предлагавшихся в философии, социологии, этике и психологии (Леонтьев, 1996), мы пришли к неизбежности отнесения этого понятия к трем различным группам явлений и сформулировали представление о трех формах существования ценностей: 1) общественные идеалы - выработанные общественным сознанием и присутствующие в нем обобщенные представления о совершенстве в различных сферах общественной жизни, 2) предметное воплощение этих идеалов в деяниях или произведениях конкретных людей и 3) мотивационные структуры личности ("модели должного"), побуждающие ее к предметному воплощению в своем поведении и деятельности общественных ценностных идеалов. Эти три формы переходят одна в другую. Упрощенно эти переходы можно представить следующим образом: общественные идеалы усваиваются личностью и начинают в качестве "моделей должного" побуждать ее активность, в процессе которой происходит предметное воплощение этих моделей: предметно воплощенные ценности в свою очередь становятся основой для формирования общественных идеалов и т.д. по бесконечной спирали.

Однако употребляемые нами понятия "общественная жизнь", "общественное сознание", "общественные идеалы" и т.п. относятся не к одному недифференцированному "обществу", а ко всем социальным труппам, образующим то или иное общество. Каждой естественной социальной группе (большой или малой, от семьи до человечества в целом) присущи психологические феномены и проявления, субъект которых - именно группа в целом, а не ее члены или их взаимодействия между собой. В числе этих феноменов можно назвать общественное сознание (К.Маркс), общественное бессознательное (Э.Фромм), социальный характер (Э.Фромм), коллективные представления (С.Московиси), социетальную психику (Е.Донченко), характерные для группы нормы, ритуалы, традиции, а также ценности как концентрированное выражение опыта жизнедеятельности конкретной социальной общности. Эти феномены присущи социальной группе или общности как коллективному или совокупному субъекту, который является "...изначальным и подлинным субъектом всех форм деятельности (особенно предметно-практической)... Лишь включаясь во все многообразие коллективных форм деятельности, индивид приобретает форму субъектности, форму активного и сознательного начала своей индивидуальной деятельности" (Давыдов, 1982, с. 85). Рассмотрению социальной группы как единого совокупного субъекта в различных аспектах посвящены работы Г.М.Андреевой (1977), А.И.Донцова (1979), В.А.Лекторского (1980), В.Н.Цапкина (1994) и др.

Во многих видах и формах деятельности индивид выступает не как изолированная единица, а как представитель той или иной социальной группы - семьи, трудового коллектива, профессиональной корпорации, нации, этнокультурной общности, демографической когорты т.д., - опираясь во многих случаях не только и не столько на индивидуальный, сколько на групповой опыт и групповые регуляторы поведения, усвоенные в ходе социализации. Одновременная включенность индивида в довольно большое число социальных групп разного масштаба и ранга многосторонне опосредует его отношения с миром. Интенсивность этой включенности может быть различной: от чисто формальной принадлежности и формальной ориентации до полного принятия групповых норм, ценностей, ритуалов и т.п. и их ассимиляции в виде интериоризованных механизмов регуляции.

Качественный аспект включенности индивида в те или иные группы выражается понятием "социальная идентичность личности". Социальная идентичность характеризует то, членом каких социальных групп и общностей индивид ощущает себя, по отношению к каким группам он себя определяет и соответственно какие группы выступают для него в качестве референтных. Известный тест "Кто я?" (Кун, Макпартленд, 1984) позволяет судить о социальной идентичности человека по его самоописаниям: "человек" означает идентичность с человечеством в целом, "муж", "отец" - с семейной группой, "психолог" - с профессиональным сообществом, "русский" - с этнокультурной общностью, "православный" - с религиозной общностью, "интеллигент" - с социально-мировоззренческой общностью, "служащий" - с социально-экономической прослойкой, "филателист" - с группой по интересам и т.п. Идентификация индивида с той или иной социальной группой или общностью феноменологически выступает как ассимиляция им коллективного опыта и коллективной психологии этой группы, наиболее концентрированным выражением которых выступают групповые ценности. Функциональная роль ценностей прямо связана с самим фактом жизни человека в обществе. На вопрос: "Почему существуют ценности?" - крупнейший специалист по этой проблеме К.Клакхон отвечает: "Потому что без них жизнь общества была бы невозможна; функционирование социальной системы не могло бы сохранять направленность на достижение групповых целей; индивиды не могли бы получить от других то, что им нужно в плане личных и эмоциональных отношений; они бы также не чувствовали в себе необходимую меру порядка и общности целей" (Kluckhohn, 1951, р. 400).

Механизм становления личностных отношений уже давно был описан в понятиях интериоризации личностью социальных ценностей (Донцов, 1975). Ряд авторов (Додонов, 1978; Кюрегян, 1979) отмечают, что осознание некоторого предмета как общественной ценности предшествует превращению его в личностную ценность - регулятор индивидуального поведения. "Перенимая от окружающих людей взгляд на нечто как на ценность, достойную того, чтобы на нее ориентироваться в своем поведении и деятельности, человек может тем самым закладывать в себе основы потребности, которой раньше у него не было" (Додонов, 1978, с.12). Однако отнюдь не все социальные ценности, осознаваемые и даже признаваемые индивидом в качестве таковых, реально ассимилируются им и становятся его личностными ценностями. Осознания и положительного отношения к ценности явно недостаточно; более того, они, по-видимому, даже не являются необходимыми. Необходимое же условие этой трансформации - практическое включение субъекта в коллективную деятельность, направленную на реализацию соответствующей ценности. Э.А.Арутюнян (1979) отмечает, что промежуточным звеном, опосредующим этот процесс, выступает система ценностей референтной для индивида малой группы. Можно предположить, что усвоение ценностей больших социальных групп и общностей всегда опосредовано ценностями малых референтных для индивида групп. На начальных стадиях индивидуального развития единственной референтной малой группой, опосредующей усвоение социальных ценностей, долгое время остается семья. В подростковом возрасте, когда оформляются более или менее устойчивые компании сверстников, они становятся вторым, альтернативным каналом усвоения ценностей. Этим, в частности, объясняется возможность воспроизводства в обществе антигуманных и антиобщественных ценностей. Если девиантная группа становится для индивида референтной, ценности более широких социумов, в том числе общечеловеческие ценности, воспринимаются через призму ценностей референтной малой группы, а не наоборот.

Соотношение ценностей общества и ценностей отдельных индивидов нередко описывается как соотношение ценностного инварианта и выражающих его вариантов (Блауберг, Юдин, 1972). Важное уточнение вносит в это понимание Ю.М.Жуков (1976), указывающий, что ценности личности, так же как и ценности группы, - это не просто вариант, но скорее конкретизация ценностей общества. Близкой точки зрения придерживается К.Клакхон. Не рассматривая социальные ценности как принципиально первичные, он тем не менее выделяет класс личностных ценностей, которые являются не чем иным, как индивидуальным преломлением групповых либо универсальных ценностей. Эти ценности, не являясь индивидуально-специфическими, различаются у разных индивидов интерпретацией их содержания и расстановкой акцентов. "Нет двух индивидов в одном и том же обществе, которые имели бы одинаковые ценности. Каждый где-то что-то прибавит, где-то что-то убавит, на одном сделает более сильный акцент, чем большинство ближних, а на другом - более слабый" (Kluckhohn, 1951, р. 416).

Таким образом, личностные ценности являются генетически производными от ценностей социальных групп и общностей разного масштаба. Селекция, присвоение и ассимиляция индивидом социальных ценностей опосредуются его социальной идентичностью и ценностями референтных для него малых контактных групп, которые могут быть как катализатором, так и барьером к усвоению ценностей больших социальных групп, в том числе общечеловеческих ценностей. Личностные ценности выступают как внутренние носители социальной регуляции, укорененные в структуре личности.

Феноменология и функция личностных ценностей. Ценности и потребности в структуре мотивации и смысловой регуляции жизнедеятельности. В литературе можно выделить три основных варианта понимания психологической природы индивидуальных ценностей. Первый из них - трактовка ценности в одном ряду с такими понятиями, как мнение, представление или убеждение (Брожик, 1982; Ручка, 1976; Rokeach, 1969; Schloeder, 1993). Так понимаемые ценности не обладают самостоятельной побудительной силой, черпая ее из каких-то иных источников. Другая трактовка рассматривает индивидуальные ценности или ценностные ориентации как разновидность или подобие социальных установок (отношений) или интересов (Ядов, 1979; Morris, 1956; Spranger, 1913). В таком понимании им приписывается направляющая или структурирующая функция, к которой сводится эффект ценностной регуляции. Наконец, третий подход сближает их с понятиями потребности и мотива, подчеркивая их реальную побудительную силу (Василюк, 1984; Дилигенский, 1977; Додонов, 1978; Жуков, 1976; Шерковин, 1982; Maslow, 1970). Первая трактовка ценностей исходит из описанной выше асоциальной парадигмы. Она отождествляет социальную, и в том числе ценностную, регуляцию с внешними требованиями, более или менее рефлексируемыми индивидом и противостоящими его внутренним эгоцентрическим побуждениям, если последние вообще принимаются в расчет. Вторая трактовка более продуктивная; вместе с тем она унаследовала от изучения социальных установок проблему расхождения между декларируемыми и реальными ценностями (Брожик, 1982; Донцов, 1974; Зотова, Бобнева, 1975; Кунявский, Моин, Попова, 1985). Кроме того, рассмотрение ценностей и установок как однопорядковых образований противоречит представлениям об особом статусе, месте и роли ценностей в человеческой жизни, характерным как для обыденного сознания, так и для большинства подходов к проблеме ценностей в философии, этике и эстетике (Леонтьев, 1996). Наибольшим объяснительным потенциалом обладает, на наш взгляд, третий подход, ставящий понятие ценности в один ряд с понятиями потребности и мотива.

Начнем с развернутого анализа соотношения этих понятий между собой. Осмыслить это соотношение помогает двухуровневая модель мотивации, предложенная Е.Ю.Патяевой (1983). Рассмотрев целый ряд современных подходов к пониманию структуры мотивации, автор констатирует наметившееся в них различение двух уровней мотивационных образований. К одному уровню относятся конкретно-ситуативные мотивационные образования, релевантные единичной деятельности (Леонтьев, 1993). Мотивационные образования другого уровня являются внеситуативными, устойчивыми и обобщенными. Они побуждают деятельность не непосредственно, а участвуя в порождении конкретно-ситуативных мотивов. Е.Ю.Патяева выделяет два вида влияний устойчивых мотивационных структур на возникновение и функционирование конкретно-ситуативных мотивов. Первый вид - это ситуативная конкретизация первых во вторых: например познавательной потребности в мотиве поступить в определенный вуз, или эстетической потребности в мотиве сходить в театр, или, наконец, карьерных устремлений в мотиве подставить ножку своему коллеге, написав на него анонимку. Второй вид - это "смещение" конкретной деятельности в соответствии с некоторыми устойчивыми внеситуативными принципами поведения: например, проявление в различных ситуациях и соответственно в различных конкретных мотивах устойчивой склонности к риску, или высокого уровня притязаний, или конформности, или, напротив, нетерпимости к недостаткам. Критерием, позволяющим отнести эти личностные тенденции к классу устойчивых мотивационных структур, выступает то, что они проявляются не только в процессе осуществления той или иной деятельности, но уже на этапе порождения конкретно-ситуативных мотивов ("мотивообразования" конкретной деятельности) и отражаются в их структуре и смысловой характеристике. То же по сути разделение представлено в трехуровневой схеме структуры мотивации А.Г.Асмолова (1985), различающего источники мотивации, детерминанты направленности деятельности в конкретной ситуации и регуляторы протекания деятельности. Первые два уровня практически совпадают с выделенными Е.Ю.Патяевой.

По функциональному месту и роли в структуре мотивации личностные ценности достаточно очевидным образом относятся к классу описанных Е.Ю.Патяевой устойчивых мотивационных образований или источников мотивации, по А.Г.Асмолову. Их мотивирующее действие не ограничивается конкретной деятельностью, конкретной ситуацией, они соотносятся с жизнедеятельностью человека в целом и обладают высокой степенью стабильности; изменение в системе ценностей представляет собой чрезвычайное, кризисное событие в жизни личности. Дополнительным аргументом, подкрепляющим это положение, служит то обстоятельство, что целый ряд авторов (Жуков, 1976; Самарчян, 1979; Kluckhohn, 1951; Rokeach, 1973) независимо друг от друга предложили различать два класса ценностей - ценности-цели жизнедеятельности (терминальные ценности) и ценности-принципы жизнедеятельности (инструментальные ценности), - функции которых совпадают с двумя описанными Е.Ю.Патяевой (1983) формами влияния устойчивых мотивационных образований на конкретно-ситуативные.

Вместе с тем более традиционным являете рассмотрение потребностей в качестве устойчивых мотивационных образований. Потребности также характеризуются трансситуативностью и устойчивостью и оказывают на конкретную деятельность "мотивообразующее" и "смещающее" воздействия. Под функциональным углом зрения личностные ценности и потребности оказываются, таким образом, неразличимыми. Beроятно, в этом состоит одна из объективных причин того, что понятию "ценность" в психологии до сих пор не удалось утвердиться в самостоятельном статусе. Можно ли действительно свести личностные ценности к разновидности или форме проявления потребностей или между ними имеются различия настолько существенные, что понятию потребности придется потесниться, поделив с личностными ценностями функцию устойчивых внеситуативных источников мотивации?

Обратимся к феноменологии потребностей и личностных ценностей и попробуем выделить и описать основные различия между ними.

Потребности представляют собой форму непоередственных жизненных отношений индивида с миром (Леонтьев, 1992). Они действуют "здесь и теперь", отражая текущее состояние этих динамичных и постоянно меняющихся отношений. Побудительные и смыслообразующие процессы, берущие начало от потребностей субъекта, отражают динамику самой жизни, актуальные требования текущего момента, которые предъявляет субъекту его жизненный мир. Личностные ценности представляют собой "консервированные" отношения с миром, обобщенные и переработанные совокупным опытом социальной группы. Они ассимилируются в структуру личности, как это было описано выше, и в дальнейшем своем функционировании практически не зависят от ситуативных факторов. Через потребности человек переживает свои отношения с миром "один на один", через ценности он переживает свою принадлежность к социальному целому; в своих потребностях человек всегда одинок, в ценностях, напротив, он всегда не один. Если потребности представляют в структуре мотивации живое, динамичное, ситуативно-изменчивое, то ценности - стабильное, "вечное", не зависящее от внешних обстоятельств, абсолютное. К.Клакхон характеризует ценности как "аспект мотивации, соотносящийся с личными или культурными стандартами, не связанными исключительно с актуальным напряжением или сиюминутной ситуацией" (Kluckhohn, 1951, р. 425). Соответственно побудительная сила потребностей постоянно меняется, их система характеризуется "динамической иерархией". Иерархия личностных ценностей неизменна. Изменение иерархии личностных ценностей, как уже отмечалось выше, - это кризис в развитии личности.

Другая группа различий между потребностями и личностными ценностями связана с характером их мотивообразующих воздействий. В.Франкл (Frankl, 1969) выразил это следующим образом: если потребности толкают нас, то ценности притягивают. Потребности мы субьективно воспринимаем как нечто, находящееся "внутри" нас и толкающее к чему-то "снаружи"; при этом то, к чему побуждает нас любая потребность, - это конкретный предмет или, точнее, конкретная деятельность, релевантная некоторому классу предметов (Леонтьев, 1990). Реализация потребности и осуществление релевантной ей деятельности приводят к временному насыщению и дезактуализации потребности. Ценности мы воспринимаем как что-то внешнее, относящееся к миру. Хотя существуют релевантные любой ценности деяния и произведения, ни одно из них или их совокупность не может насытить и дезактуализировать ценность даже на короткое время. Если регулирующее действие потребностей выражается в задании некоторого целевого состояния, в принципе достижимого, то регулирующее действие ценностей выражается в задании вектора деятельности, направленного в бесконечность. Деятельность может соответствовать или не соответствовать этому вектору, но он не кончается конкретной достижимой целью, а ведет за горизонт.

Наконец, рассмотрим форму переживания и субъективной репрезентации потребностей и личностных ценностей. Потребности (не производные от них ситуативные мотивы и т.д., а сами потребности) непосредственно переживаются как связи с миром, какие-то зависимости или взаимозависимости, нужды или желания, напряжения или соблазны, требующие каких-то усилий, направленных в мир, чтобы адаптироваться к этим напряжениям или, напротив, приспособить мир к своим желаниям. Ценности переживаются как идеалы - конечные ориентиры желательного состояния дел. При этом необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, если потребности переживаются как воплощение моего индивидуального желания, то ценности - как "объективно" желательное положение вещей, не только для меня одного. К.Клакхон в этой связи различает желаемое (индивидуально предпочитаемое) и желательное, т.е. то, предпочтение чего обосновано с точки зрения личных или общественных стандартов. Критерии желательности желаемого oпределяются при этом его совместимостью со стратегическими целями и направленностью развития как личности, так и социальных групп и социокультурных систем (Kluckhohn, 1951). Во-вторых, ценностные идеалы не обязательно осознаются; осознанность не является необходимым признаком личностной ценности. "Сам человек может вообще не осознавать, осуществляет ли он ценностное отношение к действительности, и если да, то какое. Действенная же сила ценностного отношения от этого не потеряется" (Донцов, 1974; см. также: Брожик, 1982; Kluckhohn, 1951). Поэтому точнее было бы вместо слова "идеал", описывающего личностную ценность со стороны ее субъективной феноменальной репрезентации, воспользоваться понятием "модель должного" по аналогии с понятием "модель потребного будущего". Н.А.Бернштейн (1966) ввел это понятие для обозначения того факта, что человеческий мозг отражает не только события настоящего и прошлого, но и ситуацию предстоящего, причем последнюю в двух различных формах - вероятностного прогноза и программирования потребного будущего. Н.А.Бернштейном была показана физиологическая реальность "моделей потребного будущего", что позволяет нам опереться на это понятие и говорить о "модели желательного" или "модели должного" применительно к форме существования личностных ценностей в структуре личности. Рассмотренные различия представлены в виде таблицы.

Из таблицы можно как минимум заключить, что потребности и личностные ценности - не одно и то же. Учитывая, что в структуре мотивации и смысловой регуляции деятельности (первое мы рассматриваем как частный случай второго) потребности и личностные ценности занимают одно и то же место, закономерно поставить вопрос об их соотношении как источников мотивации в дифференциальном и генетическом аспектах.

Андреева Г.М. К построению теоретической схемы исследования социальной перцепции //Вопр. психол. 1977. N 2.

Арутюнян Э.А. Микросреда и трансформация общественных ценностей в ценностную ориентацию личности. Ереван, 1979.

Асмолов А.Г. Культурно-историческая психология и конструирование миров. М., Воронеж, 1996; Он же. Мотивация //Краткий психологический словарь. М., 1985.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности, М., 1995.

Бернштейн Н.А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М., 1966.

Блауберг И.Б., Юдин Э.Г. Системный подход в социальном познании //Исторический материализм как теория социального познания и деятельности. М., 1972.

Брожик В. Марксистская теория оценки. М., 1982.

Васильева Ю.А., Леонтьев Д.А. Этогенический подход к изучению социальных отклонений //Иностр. психол. 1994. Т.2. N 2(4).

Василюк Ф.Е. Психология переживания. М., 1984.

Давыдов В.В. Значение творчества Л.С.Выготского для современной психологии //Сов. педагогика. 1982. N 6.

Дилигенский Г.Г. Проблемы теории человеческих потребностей //Вопр. филос. 1977. N 2.

Додонов Б.И. Эмоция как ценность. М., 1978.

Донцов А.И. О ценностных отношениях личности //Сов. педагогика. 1974. N5.

Донцов А.И. К вопросу о механизмах формирования личности //Психологические исследования. Вып. 5. М., 1975.

Донцов А.И. K проблеме целостности субъекта коллективной деятельности //Вопр. психол. 1979. N 3.

Жуков Ю.М. Ценности как детерминанты принятия решения. Социально-психологический подход к проблеме //Психологические проблемы социальной регуляции поведения. М., 1976.

Зотова О.И., Бобнева М.И. Ценностные ориентации и механизмы социальной регуляции поведения //Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975.

Кун М., Макпартленд Т. Эмпирическое исследование установок личности на себя. Современная зарубежная социальная психология. Тексты /Под ред. Г.М.Андреевой, Н.Н.Богомоловой, Л.А.Петровской. М., 1984.

Кунявский М.Б., Моин В.Б., Попова И.М. Сознание и трудовая деятельность: ценностные аспекты сознания, вербального и фактического поведения в сфере труда. Киев; Одесса, 1985.

Кюрегян Э.А. О ценностно-ориентационном аспекте типологии личности //Образ жизни и ценностные ориентации личности /Отв. ред. Л.А.Арутюнян. Ереван, 1979.

Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980.

Леонтьев Д.А. Деятельность и потребность //Деятельностный подход в психологии: проблемы и перспективы /Под ред. В.В.Давыдова, Д.А.Леонтьева. М., 1990.

Леонтьев Д.А. Жизненный мир человека и проблема потребностей //Психол. журн. 1992. T.13. N 2.

Леонтьев Д.А. Системно-смысловая природа и функции мотива //Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14, Психология. 1993. N 2.

Леонтьев Д.А. Ценность как междисциплинарное понятие: опыт многомерной реконструкции //Вопр. филос. 1996. N4.

Патяева Е.Ю. Ситуативное развитие и уровни мотивации //Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14, Психология. 1983. N 4.

Ручка А.А. Социальные ценности и нормы. Киев, 1976.

Самарчян А.А. Некоторые социально-психологические аспекты деятельности личности //Образ жизни и ценностные ориентации личности /Отв. ред. Л.А.Арутюнян. Ереван, 1979.

Цапкин В.Н. Личность как группа - группа как личность //Моск. психотерап. журн. 1994. N 4.

Шерковин Ю.А. Проблема ценностной ориентации и массовые информационные процессы //Психол. журн. 1982. Т.3. N5.

Ядов В.А. (ред.) Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. Л., 1979.

Frankl V.E. The will to meaning. N.Y., 1969.

Наrrе К. Social Being. Oxford, 1979.

Кluсkhohn С. Values and Value Orientations in the Theory of Action //Toward а General Theory of Action /Ed. by Т.Parsons, Е.Shils. Cambridge, 1951.

Lее D. Valuing the self. What we can learn from other cultures. Prospect Heights, II, 1986.

Маslоw А. Religions, Values, and Peak-Experiences. N.Y., 1970.

Моrris С.W. Varieties of Human Value. Chicago, 1956.

Rоkеаch М. Beliefs. Attitudes, and Values. San Francisco, 1969.

Rоkеасh М. The Nature of Human Values. N.Y., 1973.

Rоkеасh М. (ed.) Understanding Human Values: Individual and Societal. N.Y., 1979.

Schloeder В. Soziale Werte und Werthaltungen. Opladen, 1993.

Shоtter J. Social accountability and selfhood. Oxford, 1984.

Spranger Е. Lebensformen. Tuebingen, 1913.